АРТЕМЬЕВ И.И. О ЛЮДЯХ-САМОЦВЕТАХ

 Всю жизнь думаю, откуда берется в человеке любовь и увлечение - у одних к живописи, у других к технике, у третьих к музыке. Что предопределено, что случайно? Я родился на Урале, в поселке Медный рудник (потом он стал В. Пышмой). Огород выходил на отвалы шахты. Семилетним пацаном я нашел кусочек чего-то сверкающего, желтого и взял ступу с пестиком. В войну и после войны это была нужная вещь в доме, в ней толкли овес для каши и т.д. Так вот взял я этот сверкающий кусочек и раздробил в порошок. Ну, думаю, много сверкающего порошка будет, а получилось черное вещество, которое пачкало бумагу. Разочаровался? Ничуть! Поразился. И это решило мою судьбу, сделало меня счастливым человеком.
Начну с себя, а потом расскажу о таких же счастливых людях, с которыми меня познакомила моя страсть к минералам. Камень, что в детстве я раздробил, был пирит, но об этом я узнал позже. В то время, после войны, моим сверстникам было не до камней, покушать бы чего, а я заболел неизлечимой болезнью. Переехали в Свердловск, и в библиотеке мне попалась первая моя любимая книга - А.Е. Ферсман «Рассказы о самоцветах». Потом я прочитал тысячи книг, но эта - лучшая ; книга в моей жизни. Я с ней спал, я знал ее наизусть. Я бредил камнями.
В то время на Пионерском поселке в «доме с мезонином» жил известный в то время горщик Георгий Григорьевич Китаев. Пришел я к нему, вошел во двор, заваленный камнями: камни на и крыльце, камни на завалинке, камни на подоконнике. Встретил меня высокий, худой пожилой - на голове малахай - удивительный человек. Спал в неотапливаемой комнате, на железной кровати без матраса, а в комнате - полки с минералами и ничего больше. «Дяденька - говорю я,- научите меня искать камни и скажите, как они называются».- «А ты кто такой? Камни воровать будешь?» - спрашивает. А я говорю: «Наверно, буду». «Ну тогда буду учить: значит, камни любишь. Приходи». И сколько я узнал от него, где только не побывал! Он имел лошадь. На телеге стояла будка, а в ней печка, топчан. Так и путешествовали по всему Южному Уралу. С гордостью он говорил, что открыл на Южном Урале камень «каслинскит». Это сейчас его называют «солнечный». А он расшифровывал свое название как «Касли-Китаев». Знаком он был и с А.Е. Ферсманом. Ферсман дарил ему свои первые книги в знак уважения к его познаниям. Говорил: «Спасибо тебе, Георгий Григорьевич, за встречу с тобой».
А еще был на Урале «дедушка Мо» - Модест Онисимович Клер. Жил он в двухэтажном деревянном доме с какими-то бабушками, а сам был маленький-маленький и седой. Комната была завалена книгами и образцами, посреди комнаты - огромное кресло; он в нем сидел, как маленький гном. Легендарная личность, занимался Качканарскими титаномагнетитами.
Большое дело делал он, приходя к нам во Дворец пионеров, где мы уже занимались в минералогическом кружке; руководителем был КОПЫТОВ. После каждого похода мы делали отчеты, рисовали копи и схемы, делали альбомы, собирал коллекции. Сколько походов, ночевок у костра и надежды найти что-то уникальное! Оброшенски рудник, Шабровский рудник, Палкинские копи - эти названия для нас были как песня, как ожидание встречи с чудом, ибо каждая находка - это чудо. Первым делом, найдя кристалл, оближешь его, и он у тебя самый-самый, пока не найдешь новый.
В кружке мы делали минералогические горки и одну самую большую - больше метра - подарили Джавахарлалу Неру и его дочери Индире Ганди, когда они приезжали на Урал.
Встречи с любителями камня - это то же, что находка редкого минерала. Невероятно, но любовь к камню приводила к авантюрным поступкам. Спускаться в заброшенную шахту без фонаря, по мокрым, скользким ступеням, с горящей берестой на палке. Мечта, что вот там, в глубине, торчат друзы, толкает тебя вниз, а там - грязь, вода. Вылезешь весь в саже, в грязи и думаешь: как же это здорово - не струсил, не испугался, а ведь жутковато было. Раньше не существовало рюкзаков, палаток, и мы коротали ночи в обыкновенном ватнике, у костра под открытым небом, глядя на звезды. Рядом отвалы, тихая ночь и холодное утро, которого ждешь, чтобы снова, перебирая отвалы, найти те образцы, которые добывали деды. Старые копи - сколько романтики, сколько надежд и счастья!
А встречи с такими же любителями на отвалах, на ямах, на шахтах, в карьерах! В то время образец не меняли на деньги, можно было меняться, но продать - это позор. Вот так, на отвалах, встретил я Валеру Ерохина, одержимого до невероятности. Будучи курсантом танкового училища в Сибири, он каждый отпуск зимой в ботинках и шинели ходил на Адуйские копи искать «Семениху». Когда не позволяло время днем, ходил по лесу ночью с фонариком искать цитрины на Костоусово. Боясь высоты и плохо плавая, он из-; » лазил Приполярный Урал, Парнук, Неройку, Додо, по десятку раз переходя вброд реки с рюкзаком, который не мог сам поднять, мы ему помогали надеть лямки - и все ради того, чтобы найти волосатик, горный хрусталь с золотистым рутилом. Не деньгами, не наживой измерялось это чудо, а тем, что, вытащив из грязи кристалл волосатика, ты вздрагивал от его красоты, когда тысячи золотых иголок вспыхивали на солнце. Вот ради этого, вечно мокрые, продирались мы по ельникам или ольховнику оборванные, но такие счастливые!
Навсегда я запомнил флегматичного, спокойного и неунывающего Стаса Мерцалова, альпиниста и преподавателя УПИ. (К сожалению, его нет уже с нами.). Впереди Стас, Стас с нами, значит, все будет хорошо. Надежность и сердечность - его основные черты. На порогах Олекмы, в горах Забайкалья, на Памире и на Приполярном Урале оставил он свои следы. Если ему везло, как на Шерловой горе, когда прямо под дерном он нашел высыпку аквамаринов, он не хапал все себе, а звал всех, чтобы все получили свои кристаллы, порылись с удовольствием. Ему было большим удовольствием видеть, что людям везет и они находят камни лучше, чем у него. Забайкалье, Якутия, Тунгуска, Чара - названия рек и краев, где мы проходили, никогда не сотрутся из памяти, так как мы шли с такими людьми, как Володя Пивко, Гена Васильев, Сергей Холевин, Володя Пелепенко - бессребреники, неунывающие, веселые любители природы, камня, песни, костров. Сколько с ними перерыто и перелопачено породы! Это не считалось трудом, это было любимое занятие. Найденный камень, образец жег руки. Хотелось яшму отполировать, хрусталь огранить. Но где тогда этому было научиться? Делали мы станки из старых стиральных машин: мотор, чугунная площадка, наждачный порошок... Это сейчас алмазные планшайбы, алмазные инструменты, а тогда?
А тогда был чудо-человек, прошедший войну, бесподобный знаток и умелец Иван Еме-льянович Мальцев. Первые успехи огранки мы проходили у него. Он рассказывал нам удивительные истории об открытии демантоидов и вел нас туда, где в речке мы находили мелкие зеленые шарики; водил нас на Уфалейские рудники, где попадался гранат и хризопраз. На Тагильские рудники, Меднорудянку, где удавалось найти редчайший демидовит ну и, конечно, малахит. Он давал нам редкие дореволюционные фолианты, где камни, кристаллы, породы были нарисованы, и каждый рисунок переложен папиросной бумагой.
Интеллигент, он уважительно относился к нам, пацанам, к Леве Наурову, который стал настоящим огранщиком от Бога, хотя сам - дальтоник, но золотое сердце и золотые руки сделали его мастером. И это в те времена, когда считалось, что коллекционер чуть ли не враг народа, хитник, а уж если ты гранил камень, то тебе грозила верная тюрьма. И в то же время дорогу с Ватихи отсыпали аметистами, а под Орском - яшмой. Чтобы искать на месторождении турмалина в Забайкалье, на реке Шилка, нужно было разрешение 1 -го отдела, а турмалины вместе с лепидолитом шли в бункера дробилок на дробление. А знаменитая Мурзинка, Мекка минералогов до революции, а после революции знаменитая пегматитовая жила Мокруша с ее бериллами, топазами, турмалинами, морионами - все это взрывалось и все вместе шло на фарфоровые изоляторы и унитазы. Легендарная «Тысячница» - карьер на сырье для изоляторов.
Великое время порождало великое ханжество, и коллекционер собирал и сохранял то, что могло безвозвратно исчезнуть. Иван Емельянович мечтал организовать музей, а его посадили. Это было время «чурбановщины» - зятя Брежнева, когда коллекции просто конфисковывались, а предлог могли состряпать любой, и все коллекционеры ходили, жили и боялись, но никто не переставал искать и находить.
Вот Леня Кондрусик, талант, страстный, нетерпеливый; ему хотелось всюду успеть, все переделать, он торопился жить. Шкатулки, резные поделки, грибочки, ягоды, ежики и т.д. Он был большой ребенок, влюбленный в свое дело. После работы еще отрабатывал смену творя. Он дарил, улыбаясь, радуясь, что людям нравится, и был счастлив. Счастлив, когда на Синаре находил агат и, еще не добравшись до дома, уже видел, что он с ним сделает. Нетерпение сделать доводило до смешного, он начинал сразу несколько работ: ведь был и ювелиром, и огранщиком, и камнерезом. А с каким удовольствием он делился секретами, как лучше отполировать, отрезать камень! И даже если кто-то добивался большего, он был доволен, что не зря учил, способный попался ученик. Разные были люди, но у всех была одна страсть - любовь к камням. Вася Тимофеев - легенда Мурзинки, наследник Данилы Зверева. Он знал заветные места лучше всех и никогда не возвращался из леса пустой. Всю жизнь он хотел стать пчеловодом, закончил курсы, знал о жизни пчел очень много, но самоцветы не отпускали его, и он сам как пчелка трудился на копях и в одиночку рыл шурфы до 5-метровой глубины. Удивительный собеседник, он мог не спать ночами, рассказывая о своих походах и находках; лучшие камни Мурзинки были у него, но он никогда не говорил «нет», если напрашивались сходить с ним на копи.
А время летит, и нет уже Мерцалова, Тимофеева, Сидоркина…
Виталий Сидоркин родился в каменно-золотом сердце Урала - селе Аятском, что под Невьянском; сын учительницы, чудесной женщины, которая привила ему любовь к камню, к песне, к природе. Он был большим знатоком лекарственных трав и ими лечил людей. Но и камень для него был тоже лечебным. Камнем он лечил души. Когда он рассказывал, он сопереживал, вспоминая свои находки заново, и, казалось, что его нет среди нас - он в копях, в шурфах. Бывало, он ставил пластинки с Шаляпиным, когда исполнялось церковное пение, замирал в экстазе, и слезы лились из глаз, как граненые хрустали. А если заводил народные песни, то сам пел их так, что сразу видно - это песни его души, они жили в нем, и язык его был самобытным и сочным, с деревенскими присказками и прибаутками. Однажды у одной женщины он увидел кристалл фенакита, и чтобы выпросить его, полгода ходил нянчиться с ее грудным ребенком.
Чего только не делала с нами любовь к камням. Новогодние каникулы, мороз, снег, а мы с Валерой Пиличевым со станции Аппаратная на тормозной площадке доезжали до Режа, а там на чем Бог пошлет пробирались до Ватихи. Ночевать останавливались в деревнях. Это сейчас тебя в дом не пустят, а тогда нас привечали как своих детей. Кормили, укладывали спать и утром давали с собой еды - подорожников. В каждом доме когда-то были горщики.
Помню одного слепого высоченного деда. Достал из комода чулок, а в чулке ограненное яйцо из цельного кристалла аметиста и трехгранная призма из топаза. С какой любовью он гладил их, показывая нам, и уже не казалось, что он слепой. Выводил нас на крыльцо и с крыльца показывал, где высыпка аметиста, где яма с турмалинами, и чудилось, что он видит. Какие были люди?!
С Виктором Губиным я познакомился на Адуйских копях - 9 мая мы уже бродили по копям. Еще снег не везде стаял, а мы, одержимые, стремились в лес, на ямы, шурфы и копи. Виктор - фанатик редкостей, образцов, которые без микроскопа-то и не увидишь, и не каждый знает их названия. А он сам определяет, прекрасно знает кристаллографию и минералогию. Преподаватель радиофака УПИ, он к камням относится как ученый. Досконально изучает места по литературе и отчетам, прекрасно разбирается в геологии, и в одиночку в любую погоду может сорваться за своим невзрачным, но таким желанным образцом. Чтобы потом возиться с микроскопом, определять свои находки и лучшие образцы дарить Минералогическому музею Горного института, где его знают и уважают.
Среди профессионалов-геологов считалось неэтичным собирать коллекции, но несмотря ни на что, любовь к камню брала свое. Любитель яшмы начальник партии Сергей Павлович Смирнов собрал прекрасную коллекцию шаров из яшмы. Каждый образец он делал сам, и все проявления яшмы Урала были в его коллекции.
Царьгородцев, один из лучших знатоков минералов, с детства мечтал о геологии и окончил Горный институт, но коллекционировать не бросил и собрал чудо-коллекцию, теперь она в Музее камня В.А. Пелепенко.
Анатолий Степанович Таланцев - профессионал высочайшего класса, знаток самоцветов, писатель - с каким знанием дела, с какой любовью он писал статьи в газетах и выпускал книги о камнях, чтобы не умирала у новых поколений уральцев любовь к камню. Он никогда не отказывал в совете, рассказывал о местах Южного Урала, где проработал многие годы, - Пласт, Борисовские сопки, пегматитовые жилы, занорыши. Храню его подарок - индигалит и словно бы вижу его - увлеченного, молодого, нестареющего. Нет его, нет Царьгородцева, нет Смирнова, но они с нами, они в нашей памяти, и их образцы-самоцветы смотрят на нас их глазами. Не зря прожита жизнь.
Канонеров - «цыган». Удивительный человек. Для него путешествие - все. Небо над головой, палатка, лопата и каелка -друзья. Сотни образцов, тысячи маршрутов... Он оставил свое имя в минералогии. Канонеровскит - минерал, открытый им в давно изученной-переизученной Мурзинке. Оставил он нам прекрасные образцы и рисунки в отчетах о местах, где он работал.
Любители камня никогда не уходят совсем. После них остается то, что они передали нам, живущим. Стремление, беспокойство души, мечта о местах, где еще не был, о ненайденных образцах, и когда мы идем в поход, они рядом с нами, они впереди нас, и мы идем с ними след в след.
«Все остается людям», - сказал великий артист Черкасов в одном из фильмов, и он был прав. Образцы, книги, мысли остаются людям. Остаются для будущих поколений в музеях. Сейчас такой музей есть в Екатеринбурге. Это Музей камня Владимира Андреевича Пелепенко. Он создавался и как памятник любителям камня, людям-самоцветам.
Многие мечтали создать такой музей еще в годы советской власти. Иван Емельянович Мальцев мечтал о таком музее. И теперь он есть, в нем хранятся образцы многих коллекционеров. Он создан для тех, кто неравнодушен к красоте камня, кто любит это чудо природы. Вдруг да замрет перед чудом-кристаллом, и захочется ему самому найти такой же и подержать на своей ладони эти овеществленные «миллионы лет». А потом, может быть, написать и свою судьбу, создать свою коллекцию.
                                          Журнал "Уральский следопыт", N 9, 2005