Вотчина Косолапого.

Это случилось давно. Уходя с работы меня чуть не сбил с ног рабочий, метнувшийся от проходной-вертушки назад на завод.
- Да что это с ним случилось, - спрашиваю приятеля.
- Деньги спасает, - ответил Ефрем.
- Как спасает и от чего?
- А, а, а – увидел жену в проходной раньше, чем она его.
И рассказал случай произошедший с ним.
Забрался он в горную местность, а куда - «НЕ СКАЖУ». Есть еще такие первозданные места на Урале. Когда то там жили кержаки, но до войны их выселили. Уж больно зажиточными были – избы в пять стен, дворы крытые, заборы и танком не проломишь – из бревен. Самостоятельными были и далеко от «Государева ока». Вокруг лес. Сосны корабельные упираются в небо, среди них попадаютя ели. Хвоя под ногами заглушает все звуки- идешь как по персидскому ковру. Сумрак изредка пробивают мощные лучи света, прорвавшиеся сквозь кроны. Размечталось. На повороте тропы, - это все, что осталось от лесной дороги, меня свалил наземь босоногий мужик с криком:
- Спасайся! И увлек за собой. Бежим, а он орёт что-то нечленораздельное.
- Да успокойся. Христа ради. Что случилось?
- Намедни... Вечером... Чуть косолапый не задрал.
- А ну, - рассказывай.
И вышло, что мужик ходил в лес, «за чем-то», - якобы за корешками, да напоролся на Мишку, - любителя сладкого. Ну и побежал со страху, а Топтыгин за ним. Бегу, говорит, и чувствую, - все, сил больше нет. С горки прибавил и с разгону влетел на старую березу. Лихорадочно достаю топор, роняю рюкзак, рублю ветки, залезаю повыше. Хозяин встал на задние лапы и трясет дерево – топор вывалился из рук. Он его обнухал, потом котомку, разодрал брезент и слопал недельный запас харчей. Заорал, - пытался отогнать его, бросал ботинки, да все впустую.
Стал уговаривать: «Ну иди, иди, Миша». Куда там, улегся под деревом. И так всю ночь: он под деревом, а я на нем. К утру продрог, ни жив ни мертв. Боюсь пошевелиться – ненароком и свалюсь к нему на завтрак. Наконец, косолапый поднялся на задние лапы, когтями содрал кору, а когти у него – мороз по спине продрал – огромаднишие, что-то лопотал, - да где его понять.
Я же опять за свое: иди, перекуси зеленью, испей водички: кругляк домашней колбасы, да зажаренного гуся слопал, не считая хлеб, сахар, чай, соль, да разносолы всякие. Потом стал приговаривать: так и быть до обеда посижу, - ум за разум стал заходить. Как только медведь скрылся за поворотов, я вниз и бегом. А когда столкнулся с тобой – заорал от страха, подумав, что налетел на косолапого. Ты бежишь – орешь, я бегу - кричу... Ефрем гвоорит: «Как это я «ору»? Это ты, брыт, тащил меня вниз по косогору километров с пять, пока я не сказал – хватит! А то и всамделишно наскочим на Хозяина».
- Ну а дальше что было? – спрашиваю.
- Мужик показал на заросли марьиного корня, ну я его и набрал на настойку. А пошто ходил, зачем топор брал и какие еще снасти – ни слова.
Выслушал его и говорю: «Он, корень, кажется в «Красную книгу» занесен.
Ефрем расхохотался и изрек: «Да там его столько, что на все книги, что в нашей Публичке хватит.
- Ну ладно, ходил-то сам зачем?
- Оттуда в старину привозили черновую медь, ну я и решил прогуляться по тем краям, авось что и нашел бы.
- А знаешь, помнится, нечто подобное случилось с харчами Вотин-Во и его приятелей. Шли они компанией на Народу. По пути накопали «Золотой корень», а там его «пруд-пруди», промыли корешки и сложили в мешок, да и закопали его вместе с продуктами, что отложии на обратную дорогу.
Поработалось, сказвал он, хорошо, правда до обеда снег по пояс, после обеда – ручьи. Такое было лето. На обратной дороге пришли к «схорону», а от него – яма, раздавленные консервные банки, обрывки материи и «подарок», размером с блюдо, от косолапого. Хоть укричись – унюхал и все сожрал.
- Да, для медведя эти корешки высшее лакомство. Цымус!
Потом учеными стали, – пришлось одиним сухариком в день, да водой ключевой пробавляться. Отощали – жуть! Но добычу не бросили, ведь Народа от нас «за три девять земель».
Да, были дела – и смех и грех. Зато волосатик достался чудо! Чистейший цитрин с ослепительно золотыми, стремительно летящими стрелами. Так и стоит, как вспомню, перед глазами – идеальный кристалл с сверкающими гранями. Само совершенство.


Головатенко В.Д.